Император велел отправить гонца с посланием в ту же ночь.

Тем временем, печальная, как осенняя луна, оклеветанная, не в силах доказать свою невиновность, Фея вот уже полгода жила в семье Яна затворницей. Она не выходила на улицу, ночи напролет проводила без сна, глядя на огонек свечи, пряталась ото всех днем и все время плакала. Силы ее подходили к концу. Казалось, Небо забыло ее. Горе бедняжки было беспредельным, — участь хуже трудно представить!

А враги ее, госпожа Вэй с дочерью, продолжали придумывать, как бы извести Фею. Однажды госпожа Вэй сказала дочери:

— Скоро вернется Ян, а это опасно! Что-то надо делать, пока не поздно, ведь наложница наверняка затаила против тебя злобу. Когда приедет твой муж, она тебе отомстит!

Дочь опустила голову и промолчала.

— Всем известно, — влезла в разговор Чунь-юэ, — рано или поздно весну сменяет осень, а грехи сменяет раскаяние. Покайтесь! Скажите инспектору, что вы по неразумию совершили зло. Он вас простит!

Госпожа Вэй перебила ее:

— Что ты мелешь о своей госпоже, Чунь-юэ? Наша барышня —.доброе и слабое создание! Чем болтать попусту, предложи дельный выход.

Служанка в ответ:

— Есть такая поговорка: сорную траву рви с корнем.

— Как же надо рвать, чтобы корней не осталось? — спросила хитрая госпожа Вэй, взяв служанку за руку.

Чунь-юэ пожала плечами.

— Все, что мы делали до сих пор, оказалось без проку, — Фея цела и невредима. Вот если бы вы, госпожа, не пожалели ста золотых для Янь Цзюнь-пина, [226] то я обошла бы всю столицу, а нашла бы карающий меч для Феи, и тогда не повторились бы страсти, которые кипели восемь лет после убийства чуского князя.

Хуан подумала и проговорила:

— Но это опасно и невозможно по двум причинам. Нам, вельможам, не подобает звать в дом наемного убийцу. И все понимают, что я не терплю Фею за красоту и ревную ее к мужу. Значит, если ее убьют, все догадаются, что тут замешана я, — от чужих глаз и ушей не скрыться. Нет уж, придумай что-нибудь другое.

— Я вас не узнаю, — возразила служанка. — Если вы так страшитесь молвы, то зачем засылали во флигель наложницы чужого мужчину и пытались ее опорочить? Я понимаю так: Фея не признала себя виновной, но с горя живет затворницей и ждет возвращения инспектора. Когда он разберется, что к чему, у него заболит душа, он места себе не найдет, пока не отплатит за унижение своей любимой наложницы. И вам придется вертеться, как бусинкам на гладком столе!

И тут Хуан сквозь зубы пробормотала:

— Ты права: или умрет эта девка, или я лишу себя жизни! На тебе сто золотых, и сделай все как можно скорее!

Переодевшись, Чунь-юэ отправилась в город на поиски наемного убийцы. Вскоре она привела в дом старушонку: ростом всего пяти чи, глаза налиты злобой, седые волосы растрепаны по плечам.

— Как вас зовут и сколько вам от роду? — спрашивает госпожа Вэй.

Та в ответ:

— Годков этак семьдесят я прожила, а имени моего знать вам не обязательно. Занимаюсь я тем, что всю жизнь людей спасаю: как услышу, что где-то беда, так и несусь со всех ног туда. Вот и про вашу беду от госпожи Чунь-юэ услышала и пришла помочь вам от чистого сердца. Убийство из мести — штука непростая, поэтому если на самом-то деле причина здесь другая и вы меня, значит, обманываете, тогда поберегитесь, — как бы вам потом худо не было.

Госпожа Вэй вздохнула.

— Я вижу в вас благородную женщину и обманывать не стану. Да и кто же по пустяку решится на такое дело?!

Она велела принести вина и закусок и принялась потчевать гостью да изливать перед нею свою душу.

— Женская ревность — частая гостья в этом мире. Над ревнивыми женами можно посмеяться, можно им посочувствовать, но месть из ревности — это вещь недопустимая! Однако наше дело совсем особенное, даже неслыханное. Дочь моя, выйдя замуж, стала жертвой козней одной гнусной твари, которая пыталась ее отравить. Коли вы, как и я, за справедливость, возьмите большой нож и отомстите за поруганную добродетель, спасите дочь, а я уж не поскуплюсь. Кончите дело ладно, тогда я вас тысячей золотых отблагодарю!

Старушонка покосилась на госпожу Вэй и с усмешкой говорит:

— Ну, ежели добродетель теперь такая дорогая, то воля ваша! Госпожа Чунь-юэ мне все разъяснила. Ждите меня с весточкой через несколько дней.

На другой день старуха с ножом явилась в дом Хуанов, о чем-то перемолвилась с госпожой Вэй и ее дочерью, а как настала ночь, направилась к Янам. Чунь-юэ проводила убийцу до ворот, объяснила, как устроен сад и где искать нужный флигель, и вернулась к хозяевам.

Стояла последняя треть третьей луны. Воздух был свеж, лунный свет струился с неба. Старуха перелезла через забор и огляделась. Сад, куда она попала, был прекрасен: облетели последние лепестки с абрикосовых деревьев, зато персиковые в полном цвету, на камнях изумрудный мох, журавли парами дремлют меж стволов, вьется залитая призрачным светом дорожка. Флигели справа и слева, на воротах крепкие засовы. Старушонка направилась к западному флигелю, перебралась через внутреннюю ограду и вошла во дворик, — направо и налево находились помещения для прислуги. Помня наставления Чунь-юэ, старуха подкралась к ближайшему дому, где рядом с дверью через маленькое оконце пробивался неяркий свет. Она заглянула внутрь: две служанки спят, а какая-то красавица сидит возле светильника, подперев рукой щеку. Вид у нее измученный, лицо изнуренное, но ничего прекраснее этого лица старушонка в жизни не видывала. Верно, весенний день сморил красавицу или одолели ее горькие думы, — уж конечно, ей не снится Сян-ван [227] [228] с облаком и дождем, нет, — в аромате пахучих цзяннаньских трав ее терзает печаль Цюй Юаня! Удивленная старушонка подумала: «Глаза у меня старые, но суть человека они распознают с одного взгляда. Здесь горе!» Она проделала дырочку в бумаге, чтобы лучше видеть, и прильнула к ней. Красавица вздохнула, вскинула нефритовые руки, сжав лоб ладонями, и склонилась над столом. Старуха горящими глазами осмотрела всю комнату. Взор ее снова упал на руки сидящей, и при свете свечи на белой, как снег, коже старуха увидела красное пятнышко, будто небесный журавль оставил свою отметину, будто душа покойного императора пролила каплю крови. Дело ясное: это не простая отметина, а «соловьиная кровь»! Старуха похолодела от ужаса, ноги у нее подкосились. Она вынула нож и подумала: «От веку жены ревнуют, а наложницы через то погибают. Мой удел — вызволять из беды Цзэн Цаня и Сяо-цзи. Всю жизнь я мечтаю о справедливости, и если бы не я, кто бы таких красавиц спасал?!» Она отворила дверь, вошла и остановилась на пороге. Девушка открыла глаза и окликнула служанок. Старуха с усмешкой бросила нож и говорит:

— Не беспокойтесь, госпожа. Разве вы не знаете, что два убийцы одолеют одного Юань Шао?

— Кто вы, бабушка? — спрашивает красавица.

— Убийца, которую наняли в доме сановного Хуана.

— Раз вы пришли за моей головой, отчего же не берете, чтобы отнести вашим хозяевам?

— Вы знаете, кто я, теперь откройтесь, кто вы. — Если вы пришли сюда убивать, — улыбнулась Фея, — то зачем вести долгие разговоры? Я преступница, что вы еще хотите услышать?

— Не много вы о себе сказали. Теперь послушайте обо мне. Родом я из Лояна, молодость провела в зеленых теремах, там и состарилась, любовники меня бросили, поклонники поостыли. Тогда я озлилась на весь белый свет и принялась убивать и мстить за обманутых женщин. К Хуанам я пришла как спасительница.

Фея оживилась.

— Я тоже жила в зеленом тереме Лояна, да занесла меня судьба сначала в Цзянчжоу, а потом сюда. Из-за того, что я была «придорожной ивой и подзаборным цветком», [229] не хранила верности своему господину да еще пыталась отравить его законную супругу, я и несу наказание.